Page 57 - 4921

и сделали, – это лишь десятки миллионов. Даже после того, как мы протестируем материалы на
российском реакторе, чтобы быть уверенными, что материалы функционируют как надо, речь пойдет
лишь о сотнях миллионов. Вот что будет трудно, так это – построить пилотный реактор, найти несколько
миллиардов, найти местность с юридической средой, благоприятной для строительства первого реактора.
Как только первый реактор будет построен и при этом заработает как обещано, то всё остальное ясно,
как день, потому что экономичность и плотность энергии радикально отличаются от обычной ядерной
энергетики.
К.А.: Если я правильно всё понимаю, это означает строительство глубоко в земле как бы
вертикальной колонны из ядерного топлива, из того самого отработанного урана, после чего процесс
начинается на макушке и продолжается вниз. Правильно?
Б.Г.: Да, это так. Сегодня реакторы постоянно загружаются топливом, а потому нужно много
людей и много звеньев управления, а ведь любой элемент системы может дать сбой, потому что надо эту
штуку открывать, что-то помещать внутрь, что-то вынимать. Это не к добру. Так вот, если есть дешёвое
топливо, то можно загрузить его на 60 лет вперёд – считайте, это как [горящее] бревно – закопать вглубь
и избавиться от сложностей, и оно горит там себе 60 лет, пока не сгорит, и на этом всё.
К.А.: Это – ядерная электростанция, которая сама решает свою проблему отходов.
Б.Г.: Ну да. А насчёт отходов – они просто остаются там, и образуется их при этом способе
гораздо меньше. Затем можно их собрать перенести в другую установку и сжечь. Фактически мы
начинаем с существующих сейчас отходов, которые размещены в охлаждающих резервуарах или в
сухотарных бочках. С этого топлива мы и начинаем. Значит, то, что для других реакторов было
проблемой, для нас становится питанием, и объём отходов значительно сокращается по мере
продвижения этого процесса.
К.А.: В ваших беседах с разными людьми по всему миру о возможностях в этом направлении, где
была проявлена наибольшая заинтересованность?
Б.Г.: Конкретного места мы не выбрали. Помимо прочего, имеется масса разных правил
неразглашения обо всём, что называется «ядерным». Наши работы вызывают интерес, представители
нашей фирмы были в России, Индии, Китае. Сам я беседовал с министром энергетики нашей страны о
том, как наши работы вписываются в его задачи. Я с оптимизмом смотрю на это. Определённую работу
проделали французы и японцы. Вот вариант того, что уже сделано. Это важное продвижение, но это как
быстрый реактор, и много стран построили их. Так что, любое место, где строился быстрый реактор –
кандидат на первое установку нового реактора.
К.А.: Ваша оценка времени и вероятности превратить это в реальность?
Б.Г.: Касательно крупномасштабного изменения в производстве электричества, причем очень
дешёвого, у нас впереди запас в 20 лет на изобретение и 20 лет на внедрение. Это – крайние сроки,
которые нам диктуют разработанные модели изменения окружающей среды Про Terrapower скажу, что в
случае, если всё пойдёт хорошо – что само по себе не так просто – то фирма с лёгкостью уложится в
сроки. К счастью, уже есть десятки фирм – а нам нужны сотни – которые, если они добьются успеха в
научных разработках и финансировании пилотных станций, смогут вполне конкурировать в этом деле.
Лучше, если будет несколько успехов – тогда можно использовать их комбинацию. Но один крупный
успех нам определённо нужен.
К.А.: Если говорить о крупномасштабных изменениях в жизни людей, это – самое крупное из
всего известного Вам?
Б.Г.: Достижение прорыва в энергетике – важнейшее дело. Оно было бы таковым в любом случае,
но при наличии экологических ограничений, становится еще важнее. В ядерной области есть другие
новаторы. Мы не знаем их работы настолько же хорошо, как эту, но кое-кто работает в модульном
направлении, это другой подход. Есть реакторы жидкого типа, которые, по-видимому, тяжелее
56